Image 01

Irres Deutsch

irre Blicke in die Grammatikbücher…

Что написано топором…

October 15th, 2010 by Irre

Утренние поездки в метро с точки зрения времени и пространства находятся где-то посредине между сном и реальностью. Бессмысленность сюжета при участии большого количества персонажей только подтверждает подозрения, что окружающая действительность – не более, чем кошмарный сон перед рассветом. Вероятно, именно поэтому подсознание пытается удержать наше внимание на мельчайших и никому не нужных деталях, доказывающих горькую реальность происходящего: буквочки на рекламе, паутина в углу вагона, обувь сидящих напротив сонных пассажиров, капли, размазываемые ветром по другой стороне стекла во время дождя…

… В этот раз мое внимание привлекло обычное для мюнхенских электричек приспособление для мусора. Подобные небольшие мусорные баки установлены прямо на стене в каждом “купе” вагона. На этот раз особенностью мусорного ящика, доставшегося мне в попутчики, было емкое и многозначительное слово из трех кириллических букв, гордо красующееся на сереньком и невзрачном пластике. Причем слово это не было нарисовано фломастером, как это обычно делают инфантильные подростки,  и даже не нацарапано гвоздем – его буквально вырубили “на века”, видимо,  призывая пассажиров глубокомысленно подумать над смыслом бытия.

…В немом молчании мусорный ящик, казалось, недоумевал относительно нелепости произошедшего, намекая на тот простой факт, что большинство суетящихся гостей мюнхенского метро не способны “угадать” в кириллических символах ни одной буквы. В чем смысл “заковыривания” ругательства в пластик, если все равно никто не поймет, что кроме акта вандализма человек еще владеет основами письма и анатомии? Почему бы тогда просто не поцарапать мусорный ящик или поломать его, если так тянет похулиганить? И в конце концов, если так хотелось “прикоснуться к прекрасному”, то почему бы не написать какое-нибудь ругательство на понятном большинству окружающих языке? Банальное незнание языка или отсутствие в немецком достаточно сильных аналогов для передачи этой трехбуквенной мысли?

…И почему надписи на немецком в переходах или на заборах, как правило, являются какими-нибудь политическими высказываниями или призывами, а нам достаточно нашкрябать многозначительные три буквы, чтобы почувствовать себя лучше? В чем вообще смысл этого явления?? И почему мат – это неотъемлемая часть русского языка, практически не имеющая аналогов в немецком?

… В общем, меня вдруг заинтересовала этимология и сам феномен нецензурной речи в русском языке. Ссылки, касающиеся русского мата, привели меня на немецкую страницу Википедии, где буквально в первых же строках назидательно советовалось:

Ausländer sollten Mat-Ausdrücke nicht verwenden, da sie Wirkung und Folgen nur schwer einschätzen können.

(Иностранцам лучше не использовать мат, поскольку они не в состоянии правильно оценить эффект его воздействия и возможные последствия).

Очень мудро, ничего не скажешь. Действительно, если изучить сайты с русско-немецкими словарями нецензурных выражений, становится очевидным, что почувствовать экспрессию русского мата среднестатистический немец не в состоянии: да у них просто нет достаточно сильных выражений с сексуальным подтекстом, которые могут выражать радость, удивление, обвинение, возмущение, злость, угрозу и любую другую человеческую эмоцию одновременно.

Когда-то я спрашивала своих баварских знакомых на предмет наличия в немецком/ баварском сильных табуированных словосочетаний. Ответ меня несколько удивил: в Hochdeutsch не так уж много слов, которые с некоторой натяжкой можно сопоставить с простейшими понятиями из русского мата. А вот баварский диалект в этом плане значительно “урожайнее”! Однако, самые грязные выражения из баварского носят не сексуальный подтекст, а используются по отношению к представителям определенной нации, не очень почитаемой баварцами (речь, кстати, не о русских).

И действительно, наиболее употребляемым немецким ругательством является, по-моему, слово Scheiße, известное даже детям детсадовского возраста. Вспоминаю рассказ русскоязычных знакомых об их дочке и ее первом лингвистическом открытии в детском саду:

Во время игры девочка случайно задевает построенную из кубиков башню. Конструкция падает, кубики разлетаются в разные стороны, а трехлетний ребенок в сердцах замечает: “Scheiße!”. Родители, видя, что первые дни в немецком садике даром не прошли, решают все же уточнить степень понимания ребенком используемой лексики, и переспрашивают, что же по ее мнению это слово означает.
– Как что? “Scheiße” – это “жалко”! – искренне удивляется ребенок безграмотности собственных родителей.

В соответствии с некоторыми теориями, бранная лексика немецкого, английского, французского и даже чешского языков относится к “Scheiß-культуре“, в то время, как национальными особенностями русского, сербского, хорватского и болгарского языков является так наз. “Sex-культура”.

Не нужно обладать выдающимися аналитическими способностями, чтобы заметить растущую популярность мата среди русскоязычного населения и молодежи. Частота появления подобных ругательств в средствах массовой информации и русскоязычном сегменте интернета уже давно опровергает принятый ранее термин “нецензурные выражения“. Цензура – как внешняя так и внутренняя – уже давно приказала долго жить всеми частями тела сразу. Более того, наличие бранных слов в текстах различного рода произведений носит даже некий налет элитарности, с точки зрения смысловой нагрузки являясь, однако, таким же бессмысленным лексическим мусором, как и ругательства на заборе, нацарапанные каким-нибудь несовершеннолетним элементом общества.

И вот здесь у меня возникает подозрение, что детьми в этом плане движет тот же стимул, что и взрослыми. Взрослые зачастую мало чем отличаются от детей, кроме стоимости их игрушек. Мальчишки, интересуясь машинками и Дартом Вейдером еще в младенческом возрасте, так никогда и не охладевают к ним. И чем запретнее игрушка, чем больше она (по мнению папы) не соответствует возрасту малыша, тем сильнее желание ребенка с ней поиграть.  Запретная лексика для многих уходит корнями туда же – в детство.

Когда-то я уже писала о том, насколько немецкие дети легко и просто оперируют медицинскими терминами, касающимися человеческого тела. И им почему-то гораздо реже приходит в голову украсить забор или вагон метро словами из учебника анатомии – слишком мало в этом эмоций, “запретности”, слишком занудны для детей учебники любого рода – ну кому из подростков придет в голову “цитировать” на заборе таблицу Менделеева?

А что делают мамы и папы, бабушки и дедушки советской закалки? Правильно. Большинство из них тщательно избегают некоторых “стыдных” названий либо вообще, либо заменяют их “детской” терминологией, подыскивая порой весьма неожиданные “синонимы” и опираясь на ассоциации, которым бы позавидовал сам Фрейд. Пожалуй, неудивительно, что некоторые повзрослевшие мальчики и девочки в какой-то момент времени воспринимают матерные выражения (после того, как узнали их смысл от более продвинутого соседа по парте) как некий статусный элемент “взрослости” и крутизны… ну и отчасти как протест против запретов, в том числе и лингвистических. Очевидна аналогия с ситуацией в нежном возрасте: “Смотри, мама! Я собираюсь разрисовать наши обои и твои белые туфли водостойким красным фломастером!“. Только по мере взросления носителей интеллекта на стенах и заборах появляются уже не каляки-маляки, а… сочетания фа..кирил…лических символов.

Некоторые исследователи нецензурной лексики высказывают предположение, что ее популярность во всех источниках информации и использование в обыденных ситуациях просто-напросто приведут к тому, что мат потеряет свою табуированность, а следовательно, перестанет быть особенностью русского языка. В крепких спиртных напитках при нагревании снижается содержание алкоголя, а крепкие словечки теряют свою “убойную силу”, если регулярно использовать их в качестве подлежащего и сказуемого.

…Поэтому, может, когда-нибудь мусорный ящик в мюнхенском метро будет использоваться по назначению… информируя пассажиров о том, что здесь однажды “был Вася”.

Tags:

Leave a Reply